сломали почти всё, что можно было сломать. хэлл ов э найт, блеать

По-моему, Солженицын изобрёл блоги. Не люблю Солженицына.

If there's a God
He may love the weeklings
But he respects the strong

У меня слишком много общего с людьми, которых я презираю.

Утро началось хреново, поэтому надо бы его разбавить славной песенкой.
Год упарываюсь ими и вам рекомендую:

Это был тот самый день, когда я решился выйти на улицу.
Выглянув в окно комнаты, что на четвёртом этаже, я начал собираться. Бутылка водки должна была спасти от радиации и придать сил, крепкие берцы спасут от острых камней, штырей и осколков стёкол, что повылетали из окон при взрыве. Ах, да, за голенище надо засунуть любимую заточку, сделанную из алюминиевой ложки, прямо как батя учил. Ну и не забыть взять сигареты. Если честно, я ненавижу сигаретный дым, но, закурив, сразу чувствую себя крутым перцем на два дюйма выше, чем есть, а это придаёт уверенности в себе и заставляет любого врага на пути постыдно ретироваться, предварительно обмочив драные штаны.
Что ж, приготовления, вроде, закончены. Отхлебнув водки прямо из горла, я взял в руку острую, как бритва, заточку и медленно повернул ручку двери. Чертыхнулся - сперва надо отодвинуть прочный, аж на четырёх саморезах держащийся, засов. Хорошо смазанный, он беззвучно отошёл. Аккуратно приоткрыв дверь, я внимательно осмотрел площадку и обозреваемую часть лестницы. Пустота за дверью вселила в меня немного уверенности. Сделав ещё глоток из бутылки, я вышел наружу. Там меня ждала всё та же неприглядная картина, что и до недавних событий: расписанные стены с отколотой краской, нелепая труба вечно забитого мусоропровода, сломанная лестница на крышу, слепые мрачные окна без стёкол. Немного помедлив, я решил начать спуск в неизвестность.
На третьем этаже всё было так же, как на четвёртом, с той-единственной разницей, что распахнутая дверь двадцать шестой квартиры смотрела на меня жутким своим зевом, как будто врата в сам Ад. Прислушавшись, я заключил, что там, скорее всего, никого нет. Впрочем, как я здраво рассудил, если бы там был человек, я бы без труда с ним справился с помощью заточки, а вот если не человек... В общем, лучше об этом даже не думать. Осторожно, на цыпочках я проследовал к следующему лестничному пролёту. Всё осталось так же тихо и спокойно, слово бы подтверждая мои ожидания. Я перевёл дух и отхлебнул ещё немного из бутылки. Не успел я закрутить крышку, как услышал какой-то непонятный звук, доносившийся, вроде бы, с улицы. Не то плач, не то крик. Впрочем, источник звука явно был достаточно далеко, чтобы я о нём не беспокоился.
Третья доза водки за утро сделала меня куда сильнее и смелее, так что мне удалось дойти до первого этажа без остановок, да ещё и громко топоча берцами. Немного поразмыслив, я закурил - выйти в outer space надлежало, выглядя предельно опасно. Старая, и без того покосившаяся дверь на ржавых пружинах едва не рухнула от мощного удара ногой. Миг - и передо мной предстал город. Впрочем, не предстал, на самом деле. Дом, в котором я пережидал события, был на окраине, и выход из него был не в сторону двора, а в сторону леса, где никакого города не было. Всё, что я увидел, представляло собой высохшее русло небольшой речки, даже, скорее, ручья, почерневший старый асфальт, сухую, потрескавшуюся землю и голые обгоревшие деревья. Чтобы увидеть что-нибудь более значительное, мне предстояло обогнуть дом слева. Дойдя до угла, я опять услыхал тот же звук, что напугал меня ещё в доме, но теперь он был ближе и отчётливее. На этот раз мне показалось, что это больше похоже на смех. Что ж, настало время для четвёртого глотка. Закрыв бутылку, я опять чертыхнулся - совсем забыл про проклятую сигарету, превратившуюся к тому времени в окурок, который обжёг мне пальцы. Закурил вторую. Можно и повернуть за угол. Трижды споткнувшись о какие-то ебаные коряги на пути, я застыл между двух домов.
Низкое серое небо с какими-то чудными, видать, жутко радиоактивными облаками, летящими по нему с ужасающей скоростью; приземистые, мрачные четырёхэтажные дома серо-коричневого кирпича, бездумно и мёртво пялящиеся в мир чёрными провалами окон; сгоревший остов перевёрнутых не то жигулей, не то таврии, лежал посреди дороги, словно столетний волнорез, каким-то чудом не погрузившийся во внезапно раскрывшуюся впадину. Бросив взгляд влево, я увидел песочницу, в которой копошились отвратительные, коричневого цвета дети; все, как один, с приплюснутыми носами, низкими густыми бровями и одетые в лохмотья. Неподалёку на брёвнах, заменяющих им лавки, сидели, вероятно, бабушки. Такие же коричневые, противоестественные, с признаками многолетнего вырождения на безгубых лицах, будто высеченных из тех же брёвен. "Бля, как по Лавкрафту писано", - подумал я. Тут, словно кто-то щёлкнул переключателем, пошёл дождь. Огромные и тяжёлые капли едва заметно светились зелёным. Звук их стука по жалким остаткам крыш и асфальта напоминал звук жерновов, перемалывающих кости грешников в Аду. Дети, ковырявшиеся в сраном песке, не обратили на дождь ни малейшего внимания, а вот бабки слегка всполошились. Одна из них взамахнула руками и посмотрела наверх, а потом, будто ей подсказал кто, медленно перевела взгляд на меня. Подумав, что никогда не забуду её лица, совершенно лишённого губ, с маленькими прозрачными глазами, окружёнными, словно траншеями, сетью морщин, я отрубился.

Давайте делиться, что ли: Хуй в контакте!

Пишу какую-то хуйню, блеать. Напомните мне, чтоб о музыке писал каждые выходные, а то похоже, что больше я ни о чём и не умею.

Вот и приятели начали умирать потихоньку.

оуууууу йесс!